Вахтёр грудью защищает эту тишину, отказываясь пускать в класс ребят с чёрными скрипичными чехлами.
— Ключ выдам только дирижёру!
— А Андрей Викторович сказал, чтобы мы сразу заходили, настраивались и не тормозили репетицию!
Когда класс наконец взят, музыканты занимают инструментами подоконники и шуршат нотными папками. Моя подруга Стеша кисло возит смычком по двум струнам, подкручивая машинку — настраивает скрипку: «Представляешь, я из-за репетиции пропустила медицинскую олимпиаду. Теперь придётся год ждать». В другом углу обсуждают телепроект «Голос. Дети»: «Я не смотрю такие передачи, чтобы не завидовать всем этим юным дарованиям. Ну а что, они там, а я здесь, а ведь тоже мог бы!»
«Все поднимаемся в Большой зал. Мальчики, отдайте свои инструменты и тащите контрабас» — учителя и дирижера Андрея Мазницина сначала только слышно, а потом становится видно. Артём и Стёпа тащат огромный, раз в десять больше их скрипок, инструмент на второй этаж, в пышный концертный зал с невероятных размеров портретом Мравинского над сценой. Обогнав всех, мальчишки успевают ещё и расставить на сцене стулья и пульты для оркестра.
Рассадка струнников очень похожа на школьную, только вместо парт — нотные пюпитры: левая колонка для первых скрипок, правая для вторых, альтистов небольшой линией (их меньше чем скрипачей) отправляют на «камчатку», а дирижёр традиционно в центре спиной к зрителям. Как только все занимают места, я берусь за фотоаппарат и делаю кадр из зала. «Меня со спины крупным планом не снимай», — говорит Андрей и комментирует для оркестра: «Однажды принесли статью, а там написано „Блистательный дирижер!“, а что во мне блистательного? Лысина?» Музыканты смеются: те, кто помладше, на задних пультах, по-детски непосредственно, старшие же (кто в оркестре уже несколько лет и сидят впереди) сдержанно.
— Надеюсь, несмотря на ситуацию, 26 марта состоится наш совместный концерт с оркестром из Канады, а не как в тот раз, когда американцы отказались приезжать из-за войны в Чечне. Начнём репетицию!
Музыканты подняли смычки, прижали подбородками скрипки и вонзили взгляд в нотные листы. Шепоток на задних пультах моментально пресёкся гневным «Никаких бла-бла-бла, работаем!» и началась работа. Кстати, если вы думаете, что задача дирижера заключается в махании палочкой, а всё, что требуется от музыкантов — это сесть и сыграть, то глубоко ошибаетесь. Сначала оттачивается знание текста и чистота звука, но когда до дня Х — месяц, даже в детском оркестре начинается взрослая работа. «Не играйте всё подряд как написано, вы оркестр, а не шарманка, — объясняет дирижёр. — Важно то, как прозвучит каждая фраза».
Вдруг Андрей поворачивается в сторону вторых скрипок, вскакивает со стула и со словами: «Ой, как фальшиво!» начинает высматривать провинившегося. Я сижу справа в самом конце сразу за малышами, но не слышу, кто же сфальшивил и фальшивили ли вообще, зато ловлю строгий взор дирижера. Контрабасистке Зое, ловко справляющейся с инструментом, который в два раза больше по всем габаритам, в самый разгар «Венгерского танца №5» Брамса дирижёр бросает: «Играй как злой контрабасист!» Оркестр несётся по нотам классика, наконец делает замедление, паузу, затем яростно вцепляется смычками в струну!.. и снова не то: «Брамс не развлекательную кабацкую музыку писал! Он эту паузу не для того делал, чтобы выпить и закусить. Это же веселье сквозь слёзы! Европа готовилась к Первой мировой войне, как мы готовимся сейчас к третьей. Нужно слезу сглотнуть, как когда ком к горлу подступает, а не наотмашь „хэй-гоп“ бросать!» Из первых скрипок тихо протестуют: «Но там же смычка не хватает!», но слышат в ответ резонное: «Вы в обработке Крейслера играете, какие могут быть претензии?»*.
Дальше наступает «Утро». Андрей на пальцах объясняет оркестру, как нужно играть Грига: «Не хватает объёма, у вас бутылка вот на столько заполнена, а мне нужно, чтобы вот настолько!» Оркестр молча мотает на ус, точнее, на струну, и играет прилежно, строго по нотам, на что ожидаемо получает: «Больше характера!»
Сложно сказать к концу репетиции, кто вымотался больше — ученики или учитель. Даже я устала за два часа простого наблюдения. Скрипки малышей на задних пультах уперлись в колени, во взглядах стало больше задумчивости, но по поведению, репликам видно, что ребята собой довольны — как и всегда в оркестре Мазницина. «Постарайтесь довести до технического совершенства то, что у вас не получается, — опускает дирижерскую палочку Андрей Викторович, оглядывая оркестр. — А самое главное, пожалуйста, постарайтесь не заболеть. Вы сейчас как патроны в обойме, каждый очень важен для концерта. Вы молодцы, репетиция окончена!»
_________________
* Всё дело в том, что для оркестра музыкальные произведения разбивают по партиям: первые и вторые скрипки играют разные ноты, делают паузы в разных местах и т.д. Разбивку Венгерского танца Брамса сделал Фриц Крейслер, талантливый скрипач и композитор. По мнению первых скрипок, он объединил слишком много нот легато, т.е. играть их надо, не меняя направления смычка. К сожалению, смычок заканчивается и заканчивается внезапно, поэтому приходится ускоряться, чтобы все ноты влезли и успели прозвучать, но в лирической фразе ускорение недопустимо и нужно виртуозно сыграть и медленно, и по тексту.
