Взгляд из провинции на столицу: бедные богатые, мертвые живые, счастливые пьяные

Россия – страна контрастов. Москва – центр этих контрастов, где человеческие судьбы складываются иногда совсем не так, как думалось при переезде. А я – простой провинциальный подросток 16 лет, который наблюдает за большим городом. Живые и мертвыеПо данным Росстата на 2017 год, в России около 22 миллионов человек живут за чертой бедности. Женщина привычным движением протягивает мне руки. Сверху сквозит холодом, без конца звякают двери. Она стоит в углу возле эскалатора, без табличек, без настойчивых криков о помощи.  Женщину никто не замечает. У москвичей давно выработана привычка избегать взглядами нищих и попрошаек – банальный инстинкт самосохранения. Человеческая река несется дальше, вперед. А я вижу глаза женщины, смотрящие в одну точку. В них нет отчаяния или стыда – все черно. Эскалатор медленно поднимает людей на поверхность. Я смотрю на каждого и думаю: все эти люди живые. У них есть деньги, чтобы ездить на метро, носить оригинальную нашивку Stone Island и пить кофе 4 раза в день. Есть фантазия, чтобы крутить подвороты до колена и носить шотландские юбки. А та женщина у подножия движущейся лестницы – мертвая. Может быть, она пропила свое состояние или просто не хочет идти работать. Может быть, ее бросили родные, может, она тяжело больна. Но она стоит передо мной. Стоит в тени метрополитена, где ее никто не замечает. Таких, как она, тысячи. Они находятся за чертой бедности – и какая уже разница, по чьей вине. Я не знаю, как помочь им. Я, как и вы, просто прохожу мимо и закрываю не глаза – совесть.  Метрополитен устроен так же, как и социальная лестница. Внизу люди просят милостыню, а наверху те же самые люди ездят на Porsche и регулярно ходят в Большой театр. Я ничего не имею против искусства и знаю о том, что из попрошайничества тоже делают бизнес, но везде есть исключения.Запачканная чистотаНаверху тоже есть исключения. За красивой оболочкой скрываются искалеченные судьбы, за славой – годы тяжкого труда или работа на панели. Платье мечты вдруг оказывается неудобным, а богатство только обнажает внутренние недостатки. Я выхожу из метро. На Театральной жужжат машины, снуют люди в вечерних платьях и смокингах. Минуты две я глазею на блондинку в лазурном кружевном платье и легкой норковой шубке. Ее лицо идеально сконтурировано, а волосы развеваются на ветру, как в рекламе. Она держится за мужчину в смокинге, лицо которого я не успела запомнить – блондинка в этом дуэте явно доминирует. Девушка смотрит прямо перед собой, никуда не отводя взгляд. Мне думается, что ей жмут туфли. Я иду в сторону от Большого Театра, навстречу спешат или, наоборот, чинно шагают другие люди в костюмах и платьях. Широкие тротуары, дорогие машины, подсвеченные старинные здания – в воздухе чувствуется запах денег. А на идеально чистом асфальте сияют чьи-то плевки. Даже в дорогом московском воздухе все еще водится «быдло».Главный вокзал страныКаждый из нас иногда чувствует себя одиноким среди толпы. По данным на 2018 год, в Москве проживают 12 млн 450 тысяч человек. Половина из них одиноки. Красная площадь. Людей так много, что они то и дело налетают на меня, не замечая. Толпа превращается в грохочущий поезд. Он мчится в страшной и бесконечной близости – еще секунда, и острые металлические колеса настигли бы меня. Но секунды тикают, а поезд так и не приближается, шипя в нескольких сантиметрах от моего тела. Я будто на вокзале – в воздухе пахнет расстоянием и разбитыми человеческими судьбами. От напряжения кружится голова. Я ускоряю шаг, чтобы скорее пройти сквозь людской поток и глотнуть спокойствия. Мера счастьяУ каждого человека свои ценности. Это может быть аккаунт в Твиттере, любимый человек или старый бабушкин ковер. Каждый человек радуется разным вещам: покупке новой Тойоты или первому весеннему дню. Иду в Зарядье – а как же, новомодный парк со смотровой площадкой в виде стрелы, висящей над Москвой-рекой, разрекламировали так, что мне тоже стало любопытно.Что ж, вполне милое местечко, но явно не продуманное для зимних прогулок. Бетон и голые деревья наводят тоску – все как везде. Для того чтобы согреться и перекусить, я пробираюсь в гастрономический ряд. Еще одна стеклянная сфера с большим количеством столиков и ненужных разговоров. Заледеневшие креветки в витрине с укором смотрят на меня, официанты бесконечно толкаются и извиняются, а две дамы за соседним столиком чокаются бокалами с нескончаемым шампанским и параллельно ведут прямой эфир в Инстаграме. Уровень моей тоски увеличивается пропорционально уровню подписчиков, смотрящих эту трансляцию. Картину дополняет замечание запыхавшейся хостес о том, что сегодня они карты не принимают. Пустой кошелёк грустно вздыхает и вместе со мной выходит на улицу. Прямо возле гастрономической сферы стоят два человека. Они жизнерадостно звенят бутылками с пивом, чокаясь. В Зарядье нельзя распивать алкогольные напитки на улице. Но им – можно. Они как-то умудрились встать у всех на виду, но скрыться от стражей порядка. И они выглядят счастливее, чем те две дамы. Журналистика тонального кремаПолезная и сложная профессия – журналист. Но сколько людей, столько мнений. Особо одаренные считают, что писать тексты проще, чем рисовать стрелки. Иду на день открытых дверей журфака МГУ, и журналистика мне уже нравится – на входе стоят охранники с гагаринской улыбкой, а в столовой дают вкусный салат Цезарь.  Встречаю студентов-волонтеров на площадке перед факультетом. Они курят и рьяно обсуждают религию. Но не все – в толпе шумных абитуриентов есть несколько студентов, которые и правда работают, отвечая на вопросы перевозбужденных родителей школьников. Я подхожу к модулю международной журналистики. В глаза сразу бросается тональник, который смахивает на крем для обуви. Накачанные губы что-то требуют от потерянного студента. Рядом в качестве группы поддержки сидит и сама абитуриентка, отличавшаяся от матери только длиной нарощенных ресниц. В один голос они вопрошают, почему и зачем нужно сдавать дополнительные вступительные экзамены. После прозрачного объяснения обе дамы разочарованно хлопают кукольными глазами и уходят. Они не знают кодекса профессиональной этики журналиста, но зато знакомы с бабушкой ректора – и это здесь главное. Они стирают настоящее лицо профессии и замазывают его густым слоем тонального крема. Долг или человечностьЯ вваливаюсь в четвертый вагон «Ласточки». Спустя полчаса после отправления проводники по громкой связи просят присутствующих пассажиров–врачей помочь мужчине, которому стало плохо. Люди идут даже с другого конца поезда, чтобы исполнить свой профессиональный, а в первую очередь человеческий долг. Вскоре выясняется, что мужчина просто пьян.  Думаю: ложка меда в бочке дегтя. К концу поездки у меня, кажется, появляется надежда на то, что доброты станет больше, а бедных людей в метро – меньше. Что мы перестанем обманывать друг друга и делать вид, что у нас чистые улицы и хорошие дороги. Что в вузы будут поступать честно, а не с помощью бабушки ректора. Пока я не решила, хочу ли я переехать в Москву так же сильно, как до этой поездки. Честно говоря, я очень боюсь, что после пары месяцев жизни в столице я зачерствею и у меня тоже выработается привычка закрывать глаза на просящих милостыню и неудобные туфли.

О своей поездке в Москву рассказывает Анастасия Парахина, Гимназия №19, г. Орел