Жестокий и агрессивный возраст подростков приходится на 11-15 лет. Потом они взрослеют и уже по-другому смотрят на окружающий их мир. Я слышала тысячи историй, когда одноклассники травили и унижали других ребят. И мой класс тоже не был примером подражания.
Уже в начальной школе у нас появились первые конфликты в коллективе. Моя учительница занималась репетиторством на продленке и считала своим долгом продать свои знания всем своим ученикам. У меня никогда не было проблем с русским языком, поэтому мои родители отказались от внеклассных часов. Это стало для нее ударом, и все последующее время она специально занижала мои оценки. В конце года мне было сказано, что если бы я как все начала ходить на ее факультатив, то у меня сразу же повысилась оценка в полугодии. Такой у нее был бизнес. И все это понимали.
Она отыгрывалась на мне, унижая перед всем классом. Смеялась над неправильными ответами у доски, занижала оценки по всем предметам и передразнивала мой голос писком. Как на это правильно реагировать – тогда я не знала, поэтому замкнулась в себе и сидела ниже травы тише воды. Начав переживать из-за своего голоса, я действительно начала чувствовать себя мышью.
В средней школе было еще хуже. Меня травили все кому не лень. Одноклассницы, имеющие авторитет в классе, издевались как могли. А я была маленькой закомплексованной девочкой, которая не могла им ответить. Мои вещи выбрасывали, подкидывали в рюкзак всевозможную мерзость, да просто дразнили... Одним словом, меня считали уродиной.
Не знаю, почему я ничего не рассказывала маме, а просто мирилась со всем происходящим. Скорее всего, я боялась, что после прихода родителей в школу все станет только хуже. Есть еще одна причина. Жертва травли, как правило, настолько замыкается в себе, из-за постоянного нервного напряжения возникает «ступор», поэтому часто бывает так, что такие дети и рассказать никому не могут о том, что творится в школе.
Учителя вели себя не менее странно: зная, что происходит, они просто закрывали на это глаза. А кто-то даже поддерживал моих одноклассников, и тогда травля превращалась в психологическое насилие. Я не понимала, как такие учителя имеют право работать с детьми.
Мне было 16, когда я впервые дала отпор своим обидчикам. И травля прекратилась. Да, о дружбе и речи идти не могло, они меня перестали замечать. И меня это устраивало.
Пережить травлю было не просто. Накопившиеся комплексы обычно вырывались по ночам, и я долго плакала в подушку. Было очень тяжело, но я смогла выбраться из этой паутины боли. После школы я ходила на фигурное катание. В спортивной школе была другая жизнь: тренер меня хвалила, а с ребятами складывались очень хорошие отношения, мы были настоящей семьей. Я начала понимать, что дело не во мне. Ведь только в школе я была изгоем. Жаль, что мне пришлось уйти из спорта из-за проблем со здоровьем, во всяком случае, с ребятами мы общаемся и по сей день.
С другими людьми вне школы отношения тоже складывались отлично. Все считали меня интересным человеком и весьма не дурным собеседником. И только отношения с одноклассниками никак не складывались.
Со временем я пришла к выводу, что белой вороной меня считали лишь потому, что я внутренне отличалась от них. Во мне не было злости, я не подпитывалась чужой болью. Мне всегда было интереснее не унижать человека, а искать в нем что-то хорошее.
Я начала отбрасывать мысли о собственной никчемности и ненужности. Найдя себе хобби – рисование, я часами сидела за этим занятием, копаясь в собственных чертогах разума. Я рисовала свою «болезнь»: обиды и те страдания, которые испытывала. Посмотрев своим страхам в лицо, я научилась не бояться, не падать духом и идти по жизни с поднятой головой.
Чаще всего после школьной травли развивается неуверенность в себе. Но я смогла ее вырвать из себя.
Прошло уже пять лет как я закончила школу. Студенческие годы прошли для меня волшебно. Среди одногруппников всегда была поддержка и забота, мы были единым целым. Я стараюсь не вспоминаться школьные годы. Но кроме злобы, я получила для себя хороший жизненный урок.
