Пару лет назад старшеклассник Иван Ветошкин опубликовал на страницах «ПУ» эссе «Квадратура круга» – историю о том, как школа, призванная раскрывать способности каждого, на самом деле их уничтожает. Сейчас Ваня учится в НИУ ВШЭ, в свободное время ведёт прямые эфиры на собственной радиостанции, а мы тем временем решили поинтересоваться у мамы нашего автора – а что она думает о школе и её перспективах? И Светлана Ветошкина рассказала свою историю.
«К двум годам сын выучил цифры и понял, как образуются числа с любым количеством знаков и как с ними выполнять сложение и вычитание. К двум с половиной познал таблицу умножения – и не просто вызубрил, а, опять же, просёк принцип. Мы с ним лежали в больнице пару недель – там и происходило обучение с помощью двухсот ватных палочек. А чтение самой таблицы умножения было чем-то вроде мантры, отвлекающей от многочисленных уколов. Мы тогда даже и не представляли, насколько глубоко он все это обработал, пока он случайно не продемонстрировал результат умножения двузначных чисел практически мгновенно.
Одновременно мы учили с ним буквы и слоги, читали книги вслух. Потом как-то незаметно он перестал просить почитать и стал надолго зависать над книгами. Особенно над теми, где было много цифр. А года в четыре, повисев над Библией, сообщил:
– Всё. Прочитал.
– И что же ты там понял?
– Всё понял.
– Ну, например?
– Да всё там понятно. Только одно не понял. Почему люди называли Иисуса Богом? Он же сын Бога…
Тут уже остро встал вопрос, что делать со школой. Да еще и открылись недюжинные способности к музыке и абсолютный слух. Плюс ко всему мальчик категорически не желал идти ни в детский сад, ни в какие-либо другие детские учреждения.
Мы тогда жили в Московской области, и в нашем городе была единственная гимназия, вернее школа с гимназическим классом, куда стремились определить детей практически все родители города. Конкурс был огромный, ездить туда пришлось бы по пробкам минут по сорок в один конец.
И тут произошел интересный случай. Сын друзей, живущих в Москве, очень способный мальчик, прошедший мощную подготовку перед школой, читающий исторические книги с удовольствием, пошел в крутую платную гимназию с нехилым конкурсом на место. Вернувшись первого сентября домой, в ответ на вопрос мамы, чем они занимались, ответил, что слушали сказку по Колобка. НЕ ЧИТАЛИ даже, а СЛУШАЛИ. Мама рыдала в трубку, рассказывая мне об этом. А потом этой маме объяснили в школе, что, мол, есть программа, она для всех школ, даже для их передовой гимназии обязательна.
И мы приняли решение не плыть против течения, а пойти в ближайшую школу, до которой можно было добраться за пять минут.
В первой четверти сыну было скучно. Вторую он проболел. Потом я сходила к учительнице и попросила чаще спрашивать Ваню на уроках. Третья четверть прошла практически в экстазе. Но в четвертой учительница извинилась и сказала, что не может спрашивать только Ваню, есть другие дети, и им тоже нужно уделять внимание. Что ж, справедливо. Интерес к школе пропал совсем. И мы со второго класса перешли на домашнее обучение, к которому добавились занятия музыкой и иностранными языками.
Может быть, это было ошибкой, может, и нет. Вернулись мы в школу уже в Москве в четвертом классе. Новая учительница пожурила нас за Ванину бессистемность в знаниях, но на выпуске из начальной школы сказала: «Этот мальчик должен учиться здесь, и школа должна все для этого сделать».
Он и учился. Закончил школу с золотой медалью. Но без всякого удовольствия, скорее с постоянным недовольством.
Последние три года учебы прошли в натаскивании в написании ОГЭ и ЕГЭ. В этот период, на мой взгляд, и формировались своеобразные двойные стандарты во взглядах на то, что говорится, и то, что делается. И тут нельзя обвинить ни учителей, ни директора школы – с ними отношения всегда были прекрасные и у сына, и у нас, родителей. Все они искренне старались облегчить ученикам жизнь в системе, научить их в ней ориентироваться и ею пользоваться. Всё это наталкивалось на мощное сопротивление подросткового максимализма и превращалось в нескончаемую борьбу-войну на выходе. Учиться было уже некогда, и сил на это недоставало у обеих сторон.
Не думаю, что ситуация в других школах сильно отличалась. Система-то одна. Тем не менее, для нас всё окончилось хорошо. Мы поняли, чего хотим сами, а школа поняла нас. Но если вы думаете, что этого достаточно, я не соглашусь. Да, наша история нетипичная – талантливый ребенок, домашнее обучение, на которое не каждый родитель сможет найти время, возможности и желание. Но ведь каждый ребёнок талантлив по-своему, и дело только в том, чтобы найти этот талант и развить его. Именно на этом школа, на мой взгляд, и должна быть сосредоточена. Тогда автоматически отпадут проблемы уравниловки, формирования заниженной самооценки у детей, страхов не справиться и многие другие.
Вообще, обычно дети до определённого своего возраста – лучшее воплощение собственных родителей. И если родители желают, чтобы их чадо превзошло их самих в любых вопросах – придется поработать над собой и приподняться.
Наша школа давно уже идет по пути реформ, и они приносят свои плоды, но пока эти плоды мало радуют участников процесса: задача родителей – быть рядом с ребенком, сохранить доверие, вложить личный пример. И здесь никаких особых знаний не надо – только желание, любовь и понимание, что именно нашим детям предстоит строить ту самую прекрасную новую жизнь. Причем прекрасную уже в их понимании».
