— Сколько себя помню, всегда хотел стать доктором. Несомненно, роль сыграло и то, что мои родители — врачи. Они никак не подталкивали к какому-либо выбору, но у меня никогда не возникало желания стать космонавтом или слесарем, например. Хотя мой дедушка был слесарем.
Я учился в гуманитарной школе, потом перевёлся в химико-биологическую. Когда пришло время поступать, выбор был следующим: Первый Санкт-Петербургский государственный медицинский университет им. академика И. П. Павлова или Санкт-Петербургский государственный педиатрический медицинский университет Минздрава России.
У меня было два варианта: детское или взрослое отделение. Когда начал общаться с детьми, сразу понял, с кем хочу работать, и не пожалел ни разу.
— Есть такая поговорка: «от сессии до сессии живут студенты весело». В медицинском это вообще не работает. Зато ты всегда чем-то занят, особенно, первые три курса. Когда начинаются клинические дисциплины, многое уже зависит от преподавателя. Из тебя могут, конечно, повыбивать душу, но это бывает редко. Если не хочешь учиться, никому ты и не нужен.
Я считаю, что должна быть возможность выгнать людей из института. Когда от профессии зависит жизнь и здоровье людей, отбор должен быть самым жёстким. У нас как в вузах рассуждают? Нечто вроде: «мы тебя, конечно, выгоним, но сперва созовём комиссию, а то вдруг решим дать второй шанс». И так до бесконечности. Я не знаю, что надо было сделать, чтобы «уволиться» с моего курса. Наверное, если подрался бы с ректором, тебя бы выгнали.
Важно принять, что работа врача — не красивый белый халат, а совсем другие вещи: умирающие люди, кровь, старость и тяжесть. Временами это действительно выматывает, а нужно сохранять человеческое лицо, когда к тебе приходят и буквально взглядом говорят: «Спасай, дружище».
Важно тренировать способность замечать. Многое обнаружили случайно за счёт наблюдательности. Вспомним хотя бы пенициллин: однажды один микробиолог увидел, что в его чашке бактерии помирают из-за плесени, а грибы почему-то этого не делают. И вот, здравствуй, эра антибиотиков!
Родитель всегда хочет знать, почему ты забираешь его ребёнка. Кстати об этом, я считаю правильным неучастие родителей в процессе лечения. Они не помогают, а только мешают. Получается сплошное издевательство и над врачом, и над ребёнком, и над мамой или папой.
По поводу операций. Иногда говорят, мол, хирург «режет человека». Мы не режем, а оперируем. Хирургия —это ремесло. Никто ведь не задаётся вопросом, переживает ли сантехник, откручивая трубы. Приходя в операционную, ты делаешь свою работу и никакого внутреннего преодоления нет. Во всяком случае, я с таким не сталкивался. Единственный психологически тяжелый аспект связан с тем, что пациенты иногда умирают.
Однажды к нам поступил мальчик с ранением в области грудной клетки, сбоку. Мы смотрим: рана, вроде, небольшая, а крови много. Потом увидели ещё одну рану, большую, у него на руке. Подумали, мол, теперь всё ясно: с руки накапало. А парень в сознании, разговаривает со мной, ничего страшного. В любом случае, ранение на груди есть, надо делать ревизию. Оказалось, ранение проникающее и затрагивает сердце. Мы открыли грудную клетку, я вижу, что при сокращении сердечной мышцы вытекает кровь. И появляется ощущение, что с того момента, как всё стало ясно, мальчик умирает. Иногда говорят, «жизнь зависит от действий хирурга». Так вот в 99% случаев речь не идёт о секундах, но в тот раз я чувствовал, как пациент умирает. А потом закрыл рану пальцем, и это чувство пропало: кто-то нажал выключатель. Тогда же появилась первая мысль: «Теперь я могу думать».
Когда кровь перестала вытекать из раны с пугающей скоростью, у нас появилась возможность наложить швы. С мальчиком всё было в порядке, но опыт получился отвратительный. После такого понимаешь, что ни один здравомыслящий врач не хочет — вынужден спасать людей.
