Валерия Салахова
Все мы хоть раз удивлялись «лесенке» Владимира Маяковского. Или размышляли о его несчастной любви с Лилей Брик. Но что, если бы мы могли «пойти дальше» и поговорить с самим поэтом?
Представим, как бы выглядело интервью с известным представителем футуризма и классиком советской литературы.
«Блок был для меня словно иконой»: каким могло быть интервью с Сергеем Есениным?
Спецпроект «Закулисье жизни» о беседах с поэтами и писателями прошлого открывает Валерия Салахова
Читать далее
Владимир, вы очень известный творческий человек, с которым мечтают познакомиться многие люди. Но несмотря на большое количество почитателей, всего лишь нескольким личностям удалось узнать вас по-настоящему. Скажите, кого вы можете назвать своим близким и единственным другом?
Пожалуй, под такое описание может подойти только один человек из моего окружения. Давид Бурлюк.
Футуристы группы «Гилея»: Алексей Крученых, Давид Бурлюк, Владимир Маяковский, Николай Бурлюк и Бенедикт Лившиц (Москва, конец 1913 года)
Как вы познакомились?
Оба учились в Московском училище живописи, ваяния и зодчества. Поначалу я его невзлюбил. Вид у него был наглый. Лорнетка. Сюртук. Ещё и что-то под нос напевал. Я стал его задирать и бросаться остротами в этого «кубиста». Мы почти задрались, но, в конечном итоге, примирились, а потом и вовсе стали неразлучными приятелями.
Давид Давидович как-то повлиял на ваше творчество?
Додечка — прекрасный друг и мой действительный учитель. Честно говоря, до встречи с ним я был мало образован в искусстве. Он, попутно переводя, читал мне французов и немцев в оригинале. Всовывал книги. Ходил и говорил без конца о различных течениях в литературе и о том, что они под собой подразумевают. Но, самое главное, он дал мне направление. В эпоху быстро меняющейся реальности и нового темпа жизни требовались новые формы выражения, поэтому новаторство и задор футуризма были мне близки. Давида же, можно смело считать «отцом российского футуризма», который помог мне развиваться в этом направлении.
Получается, именно он открыл ваш поэтический дар?
Да. Я бы даже сказал, что он сделал меня поэтом. Помню, как впервые прочел ему куски своего стихотворения. Давид сказал, что я гениальный поэт! Применение ко мне подобного грандиозного эпитета обрадовало и очень удивило меня. Я весь ушел в стихи, но это случилось лишь потому, что Давид заметил мой талант и вселил в меня уверенность в собственных силах.
Давид Бурлюк
Но, по вашим словам, писать стихотворения вы начали ещё до встречи с ним. При каких обстоятельствах вы впервые начали творить?
Первые стихи я начал писать в 15 лет, находясь в Бутырской тюрьме.
Почему вы подвергались арестам, ещё и в таком юном возрасте?В 15 лет я вступил в подпольную партию большевиков. Меня неоднократно арестовывали по делу о подпольной типографии, по подозрению в связи с группой анархистов и пособничестве побегу заключенных. После многократных арестов, оказался в «Бутырке» и провел там 11 месяцев. Я много читал, затем начал писать стихи. Исписал целую тетрадку! Вышло ходульно и реплаксиво. Спасибо надзирателям — при выходе отобрали. А то б еще напечатал!
Я противник имажинизма! Он устарел, а искусству нужна новизна. Я считаю, что лучшее поэтическое произведение должно быть написано по социальному заказу Коминтерна, иметь целевую установку на победу пролетариата и передавать суть новыми понятными словами. Такая поэзия должна быть сработана на столе и доставлена в редакцию на аэроплане. Я настаиваю на аэроплане! Ведь поэтический быт — это очень важный фактор нашего производства.
Но, что касается Есенина, хоть его стихи я воспринимаю враждебно, сам он малый как будто смешной и даже милый. И все-таки Есенин чертовски талантлив! Некоторые его стихи даже читабельны. Только ему об этом ни слова.
На вашем примере можно увидеть, как из простеньких черновиков вырастает гениальный поэт. Но литераторов очень много, и лишь немногих из них величают гениями. По вашему мнению, каким должен быть настоящий писатель?
Настоящий писатель — это исполнитель социального заказа, который служит строительству справедливого общественного строя. Я считаю, что истинное назначение каждого автора — строить завтрашний мир. Истинный писатель должен выполнять даже самую грязную работу ради благополучия людей, разбивать вдребезги сказку об аполитичном искусстве, а иногда даже приносить поэзию в жертву революции, изменениям и новым системам.
Слово — это не оружие, которым можно и нужно ранить. Оно не обязано волновать, греть или заражать. Конечно, в поэзии должна быть красота, возвышенность и прочая роскошь, для того чтобы она уцелела в веках и донесла нашим потомкам грандиозные масштабы революции.
Слово — это инструмент, которым пользуются подлинные писатели для привлечения внимания к острым социальным проблемам и строительства лучшего или хотя бы более совершенного мира будущего. Те же авторы, искусство которых направлено на любование образами, создание намеков, душевные порывы и прочую бессмыслицу, по сути, не приносят никакой пользы обществу, а потому не являются подлинными писателями. Работы истинных творцов слова должны, в первую очередь, укреплять веру людей в светлое будущее.
А как вы считаете, что не позволяет настоящим писателям тратить свою жизнь впустую? Что мотивирует их, как вы выразились, «исполнять социальные заказы»?
Совесть и чувство сострадания. Наблюдая за яростной борьбой с социальной несправедливостью, я не могу остаться в стороне. Голос совести обязывает меня активно участвовать в строительстве нового общественного строя, распространять идеи равенства и порождать определенные размышления в умах масс. Ну и, конечно, вера в будущее. Я верю, искренне верю, что однажды наступит эпоха, когда наше общество достигнет процветания, равенства и взаимного уважения. И каждый подлинный писатель обязан делиться этой надеждой на лучшее с массами, чтобы осуществлять призыв к непосредственному строительству нового.
