Всю ночь в Краснодаре лил дождь, а под утро ударил мороз, но дождь не перестал. Деревья и провода покрылись толстым слоем льда и стали провисать под собственной тяжестью. Выходишь на улицу и словно попадаешь в тот фильм о конце света: электричества нет, дорога завалена ветками и деревьями. Асфальт точно каток, идешь будто кошка по льду. Да еще и на каждый хруст вздрагиваешь, когда валятся деревья.
Остановка видна метров за сто даже в полной темноте. Толпа осаждает каждый автобус или маршрутку — все опаздывают. Люди обычно добираются отсюда все больше трамваями или троллейбусами, но сегодня деваться некуда, втискиваются в маршрутки. Наконец появляется и моя. Двери медленно, со скрипом раздвигаются, и мне удается втиснуться, но не более — пошевелиться уже нельзя.
Между тем понемногу начинает светать. За окном все тот же хаос, на дороге, петляющей по закоулкам, все те же ветки, стволы, непонятно откуда — мусорный бак. Водитель, седовласый и смуглый мужчина (ему уже, наверное, под шестьдесят) забросив очередную порцию мелочи в ящичек, вытаскивает сигарету и закуривает. Горьковатый запах ползет по салону. Учуяв его, на переднем сиденье вдруг просыпается щупленький, неказистый пассажир — очочки, кепочка, потрепанный портфель — вежливо просит не курить.
— Че? — даже удивляется водила.
— Не курите, это общественный транспорт, — тихо, но твердо повторяет очкарик. И водила даже неодобрительно покачивает головой на такую вольность. Потом, видно, решает пресечь бунт в зародыше. Медленно поворачивается и тяжело смотрит на пенсионера:
— Слышь, старый, — наконец, выдыхает. — Ты спал и дальше спи, а я уже смену заканчиваю…
— Я вас прошу не курить, — не сдается бунтовщик. И тут неожиданно получает поддержку из салона. Особенно громко со стороны двух дам среднего возраста. Одна — высокая, сухопарая, в черном плаще. У нее резкие черты лица и какой-то жесткий, командный голос, у нас в школе такой был у директрисы. А вторая так, ничего особо приметного, но тоже горластая.
— Да вы права не имеете! — возмущается она и зачем-то потрясает кулачком в воздухе.
— Правильно, это общественное место, не имеете... — вторит ей директорша. И с задних рядов раздаются голоса поддержки. Назревает конфликт, и та, которая «ничего особенного», почуяв новый расклад, заводится:
— Как ваша фамилия? Вот мы сейчас соберем подписи и напишем куда положено… — переходит она в наступление, и тут кто-то сзади брякает: — Понаехали тут чурки!..
— Я вам не чурка! — взрывается водитель. — Моя родина вон, через мост, Адыгея! И я тут пятьдесят лет прожил. А вы…
Наступила секундная пауза, а потом водила ударил по тормозам: пассажиры, что стояли, чуть не валятся друг на дружку, а водитель открывает дверь и вылезает из автобуса. На дороге он почти демонстративно закуривает, берет тряпочку и, видно стараясь успокоиться, не спеша протирает фары, потом, минуты через две-три лезет обратно в свою кабину. И с этого момента везет нас как сыпучий груз. Пару остановок мы буквально пролетели, на остановках автобус только чуть притормаживал и сразу же трогался. Разговоры прекратились, не до них — как бы удержаться на ногах. И вот на следующей на ступеньку поднимается пожилая полная женщина, Она что-то спрашивает, но мест в салоне уже нет и ей приходится стоять, точнее — висеть на подножке. Между тем автобус тронулся, а она, видно, не почувствовала, и решила сойти со ступеньки. А дальше все происходило очень быстро, она охнула, потеряв опору и как–то неловко грохнулась лицом вниз и растянувшись на покрытом льдом асфальте.
— Да что ж ты творишь, ирод, — заверещала «ничего особенного», — ты ж человека убил!..
— Остановиться надо! — предложил голос из задних рядов. Но никто не откликнулся, не поддержал предложение, хотя «ирод» притормозил, видно, выбирая решение
— Чего останавливаться, и так на работу опаздываем, — контроль над ситуацией вновь полностью перешел к защитнице общественных интересов. — Сама виновата, смотреть надо! Да вон, она уже на четвереньки стала… Поехали!
Автобус снова начал набирать ход. Голоса в салоне замолкли и все старались смотреть прямо перед собой, не глядя на соседей. И женщина с сумкой, и очкарик, и директриса, и «ничего особенного», и даже здоровенный полицейский, что зашел на предыдущей остановке. Все молчали, и я тоже молчал. Между тем пожилая женщина уже встала на ноги и теперь собирали продукты из сумки, потом автобус повернул, и она скрылась из виду. А мы ехали дальше.
Михаил Шубин, выпускник КубГУ
