Cодержание
В наше время очень легко прогадать с выбором театральной постановки. Особенно, если знаком с произведением, по мотивам которого поставлен спектакль. Собираешься на «Гамлета» Шекспира — режиссер кормит тебя надуманной авторской мыслью, выбираешь поставленное на сцене произведение Хармса, а оно оказывается карикатурно нарочитым. С последними силами идешь на «Анну Каренину» Толстого — та же в представлениях постановщика оказывается последней эгоисткой.
Безусловно, трактовки могут быть разными. А уже зритель определяет, согласен он с ней или нет. Но любители классики, быть может, согласятся, что коверкать мысль автора произведения по меньшей мере не благородно. А уж тем более — приписывать его имя в постановке, которая в иной раз не имеет малейшего отношения к тому, что показано на сцене.
Но все эти наблюдения и размышления точно нельзя отнести к мюзиклу «Три товарища», поставленному по одноименному роману Эриха Мария Ремарка. Этот спектакль — один из тех редких и уникальных случаев, когда режиссер-постановщик (Филипп Разенков, лауреат премии «Золотая Маска») точно передал глубокую трагичность сути произведения, органично передав собственное видение. И при этом использовал жанр мюзикл — традиционный для Музыкального театра имени Ф.И.Шаляпина (Мюзик-Холл), но такой непростой в рамках этого романа, где без прикрас Ремарк повествует о правде немецкой послевоенной жизни 1920-х годов.
Фото: chaliapin-teatr.ru
О СПЕКТАКЛЕ
Да, поставить музыкальный спектакль по роману и при этом угодить зрителю действительно непросто — режиссер вынужден вырезать некоторые сцены, линии героев, иначе бы постановка игралась несколько дней подряд. Здесь не будет куртизанки Розы, вяжущей очередную кофточку дочери. И не будет Густава, подбиравшего собаку для Робби. Но если задуматься, эти детали в нашем случае не столь важны — в центре что романа, что и спектакля уже есть два героя разных социальных положений, судеб, мировоззрений, на контрасте обстоятельств встретивших друг друга: это Робби (Иван Коряковский) и Патриция Хольман (Вера Свешникова). Или Пат, если для своих.
Фото: chaliapin-teatr.ru
Он — пессимистичный реалист, отвергающий идейные скрепы, вроде веры в Бога, в процветающее беззаботное будущее. Она — трагический оптимист, робкая и мечтательная, мужественная и метафоричная. Эти двое молодых из «потерянного поколения», жаждущих лучшей жизни — невольные пленники времени глубокого кризиса, всеобщих потрясений, которые на развалинах социальных идей сумели найти и сохранить более важные и такие обыденные по нашим меркам вещи: искреннюю светлую любовь, дружбу и надежду. По этой причине такое обиходное «товарищ» для них — не пустой звук, и лозунги жить «одним мигом» — не наивный перифраз. Филипп Разенков делает акцент именно на их непреодолимой истории любви. А все остальные — господин Хассе с супругой, Ленц и Кестер, Жаффе, Блюменталь и далее по списку — мимолетно появляются в действии, выступая, во-первых, в роли «маркеров» повествования (танцевальные группы куртизанок, создающую атмосферу городской и личной жизни главного героя), а во-вторых, в виде образа ревущего времени, человека, оказавшегося на перепутье истории (тот же господин Хассе и его музыкально-исповедальный монолог).
В этом плане, говоря о первом, художник-постановщик Елисей Шепелев выразительно играет на контрасте обстоятельств, описанных в романе и продиктованных режиссерской мыслью. Вот и мрачный каменный город, одурманенный табачным дымом и запахом крепкого алкоголя — этакое обиталище франтов и проституток — где нет места любви и чести, благородным чувствам и поступкам. До тех пор, пока не появляется миссис Хольман, и с приходом которой над городом неожиданно прорастает ветка душистой розовой сирени. Тут же — ломанные, острые стволы голых деревьев, виднеющихся из окна больничной палаты Патриции, всем видом намекающие на бессилие, зачахлость и скорую гибель. И в финале — осколки, собранные погибшими героями романа в единое целое, которое скорее напоминает зеркало, адрессованное Робби. Это разбитое зеркало — зеркало его сломленной души, судьбы.
Фото: chaliapin-teatr.ru
Здесь же нельзя не упомянуть о скрупулезно проделанной работе художницы по костюмам Татьяне Ногиновой (лауреат премии «Золотая маска»). Образы персонажей, выполненные с исторической точностью, с одной стороны, идут в ногу со временем эпохи ревущих 1920-х годов. А с другой, все так же работают на идею Елисея Шепелева и Филиппа Разенкова — облачить Патрицию в белые одежды, вознести ее в символ невинной чистоты, веры в непоколебимые постулаты и призрачную надежду на лучшее будущее.
СИМФОНИЯ ЛЮБВИ И РЕВУЩИХ 20Х
На протяжении всего действия музыка, песни и танцы практически не утихают на сцене, сменяя одну за другой. Диалог почти отсутствует — он возникает лишь в самые драматичные минуты, где песенные строки смотрелись бы наивно и нелепо. А в остальном острые реплики, исповедальные кульминационные монологи и резкие конфликты выражает музыка композитора Евгения Загота — такая же разнообразная и символическая. Насыщенные джазовые партитуры как отголоски потерянного времени и поколения сменяют тонкие лиричные симфонии.
Фото: chaliapin-teatr.ru
Фото на обложке: chaliapin-teatr.ru