«Пишу двенадцатое письмо на фронт, в надежде, что почтальон просто запутался в адресатах и, поняв это, уже сломя голову бежит к тебе со стопкой предыдущих конвертов.
Прачечную закрыли и на её месте открыли производство по отливу пуль. Меня перевели. Теперь на рассвете с девчонками идём в поле. Роем окопы, возводим дзоты и блиндажи, устанавливаем противотанковые ежи. Работаем по восемь часов, с перерывом «на обед» по пятнадцать минут.
С девчонками просились на фронт связистками: меня и Машку не взяли, у нас братья маленькие, остальные получили военную форму, рации и разрешение.
Братику уже четыре года исполнилось. Всё с твоим плюшевым зайцем носится. После твоего ухода он не выпускает Тишку из рук. Играет с ним, мажет его мордочку картофельным пюре, укладывает его спать рядом с собой.
Позавчера был налёт, получасовая тревога. Многие семьи побежали в дом Кавальцевых, их подвал считается хорошим бомбоубежищем. К счастью, налёт был отбит.
Семнадцатого числа обещают отключить отопление, то есть уже через неделю. Восемнадцатого числа обещают заморозки. Могу сказать, что и с отоплением не так тепло, а без него мы и недели не протянем. В соседнем районе уже отключили отопление. Помнишь тётю Раю?.. Она топит печку мебелью.
Наши с тобой мамы готовят посылку вам на фронт. Моя мама до ночи вяжет варежки, уже восьмую пару довязывает. Бабушка распустила свой любимый свитер и занялась вязкой носков из красных и серых ниток. А твоя мама даже создала сообщество «Помощь фронту», и теперь мы помогаем всему фронту. К ней в дом приносят старую одежду, пальто, теплые свитера, валенки, шапки и варежки, бинты и вату, кто-то несёт крупы. Всё помаленьку.
Знаешь, если бы ты не соврал о своём возрасте, мы бы ещё год были вместе. Я обещаю, я буду ждать тебя, даже если понадобится вечность.
P.S: Единственное, что по-прежнему неизменно в моих письмах, это фраза «я люблю тебя».
2020 год. Федор Крымов.
Я сижу на мягком удобном диване, цвета горького шоколада. Из-за штор просачиваются лучи весеннего солнца. Из кухни доносится запах блинчиков, которые так вкусно готовит моя дочь. По дому бегают внуки с пультом управления в руках. На журнальном столике расположились две стопки с потрёпанными треугольными конвертами с письмами: «перечитанные» и «неперечитанные».
В комнате довольно прохладно, наверное, благодаря этому я не поддаюсь воспоминаниям прошлого. Я беру следующий конверт. В руках у меня девяносто четвёртое письмо от моей любимой. На глазах проступает скупая слеза, в голове всплывает чёткая картинка нашей последней встречи. Я тогда садился на поезд, уезжал обратно на фронт. Она заключила меня в крепкие объятия и напомнила о неизменной фразе в письмах. Тогда я последний раз видел Зои Клочкову.
Она продолжала слать мне письма, но не написала, что в 1943 пошла на фронт связисткой: знала, что я буду волноваться. Через неделю её маме пришла похоронка, о том, что Зои, верная воинской присяге, проявив геройство и мужество, была убита в бою. Я уже не могу читать. Мои глаза жгут горькие слёзы. Я тебя тоже люблю, Зои.
