Журнал "Пять Углов"
А стендап – это вообще профессия? Подумала я, махнула рукой на предрассудки и начала искать открытые микрофоны в Санкт-Петербурге. Проводником в мир комедии стал мой друг И., который писал шутки и выступал с ними в нашем родном городе, когда я ещё отпрашивалась у мамы на ночёвки.
ПИК СЛАВЫ
Меня ослепило. Оказывается со сцены зал кажется чёрной дырой. Я держусь и вспоминаю свои шутки. Слышу: кто-то смеётся. Ладони потеют, и железный микрофон хочет от меня убежать. Немного привыкаю к свету, но всё ещё не могу опустить плечи от зажима. Рассказываю шутку про переезд, потом про учёбу. Зал смеётся, но не так часто как хотелось бы.
Я расслабляюсь и почему-то в чёрной дыре появляются лица первых рядов. У женщины звонит телефон с громкостью взлетающей ракеты. Въедливая мелодия всем врезается в уши, пока дамочка копошится в бездонной сумке. Срочно надо спасать выступление. Я не горжусь тем, что случилось дальше. Из меня вылетает какая-то едкая фраза в сторону бедной женщины, которая, кажется, и без меня хотела спрятатья под стол или убежать. Зал смеётся. Все, кроме неё. Решаю, что пора заканчивать. И выступление, и с комедией в целом.
ЛУЧШИЙ СТЕНДАП КЛУБ
Мой друг И. подписал меня на несколько групп с анонсами мероприятий. И в результате всю следующую неделю я жила с карманным будильником, который невозможно было выключить – каждую минуту приходили уведомления. Примерно пять процентов из этого спама были нужны: после них я должна была со скоростью света открыть пост и написать ведущему о том, что я хочу выступить. Отказ. Ещё один. Извините, комики уже набраны. И, наконец, заветное «да, вы записаны, приходите, ждём».
«Лучший стендап клуб в Петербурге услышит мои шутки». Жалею, что нет платка, чтобы вытереть холодный пот. Мечтаю на минуту стать толстым мужиком из плохого фильма. У них почему-то всегда есть платок.
15 минут пешком от Площади Восстания. Прокручиваю раз за разом текст в голове, кажется, что я ничего не помню. Смотрю по картам, красная стрелка ведёт в тёмную арку. В два раза сильнее жалею, что у меня нет платка.
БАР
Двор рядом с клубом похож на китайский рынок: каждый этаж по-своему борется за внимание клиента, от цвета и света начинает кружиться голова. Закуриваю и вижу И., своего друга. Он обычно без шапки, поэтому его чёрное каре, как у Амели, видно издалека. Мы заходим внутрь, он немного наклоняет голову. Дело не в конкретных дверях клуба, ему малы все входы и выходы. И. носит всё широкое. Пытается скрыть, что его тело решило расти по оси игрек, а про икс как-то забыло.
Мы садимся за столик в баре. И. уходит заказать знаменитый в узких кругах стаут. Играет какой-то странный ремикс, потом французская песня (наверное, в честь причёски И.), потом что-то похожее на «Cheri Cheri Lady». На барной стойке штук десять живых цветов на любой вкус. Точнее, цвет. И. разговаривает с миниатюрной девушкой-барменом. Рядом с ней атлантоподобный барбэк. Они похожи на Тома и Джерри, но видно, что в этом заведении всё наоборот: мышь лупит кошку сковородкой.
Соседний столик облепили комики. Они помогают друг другу писать шутки. Это называется «разгонять». Единственная девушка в компании вываливает другим свою новую тему, остальные пытаются помочь:
Честно говоря, тот парень сказал немного по-другому. К компании подпрыгивает комик В., я его видела на каком-то шоу, он здоровается со всеми за руку, ничего не говорит и куда-то исчезает. Потом возвращается и зачем-то снова здоровается со всеми, странно улыбаясь. Я на пару минут отвлекаюсь, но потом до меня снова долетают обрывки беседы:
Чувствую сильное желание оказаться в американской подростковой комедии девяностых, чтобы вскочить со стула, начать рвать на себе волосы и выпытывать у того столика, как их разговор за минуту из вежливости превратился в наркотики. Но пришёл И. с пиццей с тофу.
– Мне предложили на этой неделе выступить на платке. Это на Кировском заводе, 750 рублей заплатят. Как с куста! – пытается говорить И., по пути пытаясь решить, что ему сейчас важнее: я или пицца с тофу.
– Мне всегда страшно на Кировском заводе, я просто там была только вечерами, когда уже темно, – пицца и правда слишком вкусная. Разговор может и подождать. Когда я ем, я глух и нем.
С полным желудком идём в гримёрку.
ГРИМЕРКА
Маленькая комнатка справа от входа в зал. Вместо двери висит шторка. Чувствую себя в примерочной, но почему-то со мной ещё дюжина мужчин. Зато уступили место. Теперь потею сидя. Рассматриваю стену. Состав надписей примерно такой: «мастер пинг-понга», «Ариана Лолаева лучшая женщина-комик Росиии», «Рустам» странными угловатыми буквами, «Весь мир – это мир, а ты в нём – ты» и много-много матов, имён и дат. Пол провинциально-больничный, среднестатистический.
И. много рассказывал про людей в комедии. Кто-то приходит за деньгами, выступает только в своих объединениях или определённых барах, которые платят за шоу. Кто-то работает в депо и пару раз в неделю вырывается проверить материал. Кто-то живёт у мамы в Гатчине, помогает в больнице фельдшером и давно не появлялся. Кто-то работает на большую корпорацию и не спит ночами из-за трудоголизма и выступает почти каждый день. Но за весь вечер я ни разу не услышала слово «хобби». По-моему, это звучит даже немного оскорбительно.
Зрителей сегодня не очень много, поэтому в гримёрке мы надолго не задержались – все вышли в зал послушать коллег. Чем ближе моя очередь, тем меньше до меня долетает со сцены. Кто-то прыгает, кто-то хлопает, все смеются. В голове комедийная каша.
Последнее, что я слышу от ведущего до своего имени:
ПЕРЕКУР
На скамейке под козырьком есть маленький квадратик, на который не попал снег. Туда никто не садится из вежливости. Все делятся сигаретами и зажигалками. Все должны покурить. Даже И., который бросает с октября.
Мы докуриваем, выбрасываем по очереди бычки в маленькую урну и возвращаемся в бар. К нам подсаживается комик С., друг и коллега И. Не просто коллега по комедии, но и по «нормальной» работе – они оба что-то делают в банке.
С. садится за стол в верхней одежде: на нём пальто в катышках. Такое пальто, по которому сразу понятно, где оно куплено – удельный рынок. На руках пепельные митенки с вылезающими ниточками. На ногах высокие, почти металлические, гладкие сапоги. Если бы я видела только эти ноги, я бы подумала, что он проверяет всех в баре на принадлежность к арийской расе.
И. рассказывает нам обоим о своих новых обязанностях, приняв позу древнегреческой статуи, вроде Дискобола, только сидя:
Я начинаю смеяться, потому что вспомнила, как пять минут назад на улице И. чуть не снесло ветром. С. поддерживает разговор о работе:
– Я увольняюсь. Почему я работаю каждые выходные, даже не выступить нормально. Я хочу комедией заниматься, а не этим.
– Ты объяснял ситуацию? Поговори с ними, надави на жалость, скажи, что тебе нужно выступать по вечерам. У меня сработало. Всё равно об этом никто не узнает.
С. молча уходит и возвращается с крепким чёрным чаем, добавляет туда три пакетика сахара и начинает тихонько дуть на кружку, чтобы начать пить свой ужин.
ЗА УГЛОМ
Выходим из бара, затем из арки, навстречу идёт компания:
– Ребзя, вы знаете, где тут шутки шутят?
– Да, вам за угол.
Все вместе усиленно пытаемся вспомнить, когда нас в последний раз называли «ребзя». Пришли к выводу, что лет пять назад в школе. И сейчас нас этим словом окликнули люди, которые искали радости в разрисованном баллончиками дворе в -20.
Обратно идти было намного холоднее, но я сняла капюшон, потому что мы с И. заговорили про театр и выставки. Он поделился историей про поход в кабаре. Оказалось, что его туда затащила мама. Я рассказала про нового «Короля Лира» в МДТ. Спустились в метро, обнялись на прощание и обменялись чем-то вроде «да, надо почаще видеться, заходи в гости, как будет время».
