Николай Михайлович Беляев – один из солдат, штурмовавших
Рейхстаг. На момент интервью в 2015 году ему было 92, он был энергичен, держался прямо, обладал прекрасной памятью на имена и
события. Вся неделя у него была расписана наперед, так что пришлось журналистам из «Пяти углов» напрашиваться в гости на субботнее утро, на что хозяин только посмеялся: «Я ведь сам в старших классах заметки в районную газету строчил, а потом меня как активного юнкора
сотрудником даже в отдел писем приняли».
Снимок из личного архива Николая Михайловича Беляева (первый слева в нижнем ряду) был сделан на ступенях Рейхстага через несколько часов после того, как Михаил Егоров и Мелитон Кантария (в верхнем углу справа) водрузили на куполе Знамя Победы.
– Вот эта фотография, – начали мы. – Помните, как и кем она была сделана, и где вы на ней, кстати?
– Вот он [я]. Крайний слева. – Николай Михайлович легонько стучит по снимку узловатым пальцем. – Это вот – начальник разведки полка Кондрашов Василий Иванович, это – сын полка Гоша – Георгий Артеменков. А вот это разведчики полка: Михаил Егоров, в верхнем ряду крайний справа, и рядом – Мелитон Кантария.
– Вы тоже разведчиком были?
– Нет, в это время я был комсоргом полка, отвечал за политико-воспитательную работу во взводе. Задачи наших разведчиков были: разведать здание, плотность противника в окопах, заметить орудия, огневые точки. Языков приводили-приносили, смотря, в каком виде захватывали... Так что взвод полковой разведки всегда был в работе.
– Для водружения Знамени Победы вы рекомендовали Егорова. Давно его знали?
– Я знал его, конечно. Михаил в разведку ходил еще у партизан на Смоленщине, когда ему и 14- ти, наверное, не было. Спокойный был человек и рисковал с умом. Кондрашов сразу его предложил, и я поддержал. А уже потом Егоров сам выбирал с кем идти, и назвал своего напарника – Мелитона. Решение было понятное, потому что все разведчики ходили на задание или взводом, или парами, и если уж шли вдвоем, то на напарника надеялись как на себя....
– То, что ваш полк выбрали – это честь, признание заслуг?
– Конечно, но сама задача-то была непростая. На подходах к Рейхстагу немцы сосредоточили очень плотный огонь. И еще мешал заполненный водой ров – от недостроенной ветки наземного участка метро. Первую атаку немцев тогда подавили огнем, и командир батальона капитан Неустроев распорядился найти какое-то красное полотнище, его на древко и с ним в атаку. Правда, знаменосец Петр Пятницкий успел добежать только до ступенек, и там упал, но знамя быстро поднял командир отделения Щербина, закрепил на правой от входа колонне, и скоро наши уже обосновались у лестницы первого этажа...
– Но это было не то знамя, что водружали на купол?
– Нет-нет, это самодельный флаг, и он свою роль сыграл, увлёк солдат. Но бой только начинался, и скоро он перемещается в само здание где идет не только за этажи – за каждую комнату. Но главная проблема – под зданием были огромные подвалы с боеприпасами, провиантом, связью, водой и лазаретом, и немцы постоянно совершали оттуда неожиданные вылазки. Они прекрасно знали территорию и защищались ожесточённо, выскакивали из щелей, били из автоматов, панцерфаустов (Немецкий одноразовый гранатомет. Прим. редакции.) и снова исчезали…
– А почему так отчаянно обороняли Рейхстаг?
– Это же был символ власти.
– Долго длился бой за здание?
– Целый день первого мая и ночь на второе. И этот бой еще был в самом разгаре, когда группа разведчиков и стрелков начала продвигаться наверх к выходу на крышу, в середине группы шли Егоров с Кантария. Так они достигли крыши, а там – толстое битое стекло и покорёженные металлические конструкции купола, и начали искать место для знамени. И тут Кантария увидел в скульптуре колесницы пробитое осколком отверстие, и закричал: «Миша! Вон там! Давай там поставим!» Они воткнули древко в отверстие и быстрее вниз. Вернулись, доложили, донесение сразу пошло в штаб дивизии. Но оттуда поступил новый приказ: водрузить знамя на куполе. И действительно, не подумали о том, что устанавливать надо было в самой высокой точке – в центре купола на флагштоке. И пришлось разведчикам еще раз карабкаться, но теперь уже по технологическим лестницам на купол, на самый верх. Это второе восхождение они предприняли уже ночью. В это время орудийный обстрел еще продолжался, но снайперы не велик огонь. А с другой стороны– и сами разведчики карабкались в темноте по осколкам стекла, покореженному металлу. У них потом все кисти рук в крови были. В конце концов, они закрепили штурмовой флаг на куполе.
– То есть флаг над куполом был установлен ночью?
– Да…
– А как же тогда тот знаменитый снимок – солдат крепит Знамя над разбитой площадью и при дневном свете...
– Постановочный снимок. Приезжали разные фотокоры, и каждому надо было что-то свое показать. Я только помню, что первый документальный сделал фотокор газеты «Правда» Темин. Специально для съемок он выпросил у командования самолет и облетел здание над площадью. Говорят, фотографу, поначалу ракурс показался не очень удачным, и он попросил пилота еще покружить, но летчик отказался – подбить могут, и этого хватит...
Николай Михайлович Беляев.
– Есть целая фильмотека о взятии Рейхстага, там вокруг дома без крыш и перекрытий, груды кирпичей. Все же было ясно. Почему они не сдавались?
– Сдавались? Они один раз из подвала белый флаг выбросили, для переговоров. К ним пошел с переводчиком лейтенант Берест. И от немцев услышал: «Русские, сдавайтесь, мы знаем, что вас по численности меньше…» Берест потребовал от них только безоговорочной капитуляции, они отказались. Бой прекратился только тогда, когда капитулировал берлинский гарнизон, и его руководство приказало немцам в подвале сдаться.
– Противник понял, что положение безвыходное?
– Они и раньше это понимали…
– Тогда что? Или у них, действительно был численный перевес?
– Был, и большой, но он уже не влиял на ситуацию. Главная причина сопротивления другая – немцы стояли до конца и готовы были сложить оружие только по приказу. И только получив его, они выкинули белый флаг, сложили оружие в здании и начали выходить поодиночке с поднятыми руками. Выходили наши враги, но они стояли до конца. Уже после мы начали обыскивать и проверять все помещения подвала. Там стояла, помню, жуткая вонь, запах крови и гноя, спертый воздух, запах гари и трупов... Из подвалов вышло больше тысячи человек, вынесли много раненых. Вот таким было мое последнее сражение.
– Николай Михайлович, а что сейчас со всеми этими людьми, что на фотографии?
– Кондрашов умер, и Кантария умер… Гоша [сын полка] жив, обосновался в Смоленской области. Мы с ним на встрече виделись, он приехал с сыном – вылитая копия. А тут, на снимке ему шел девятый год. Мы переживали, что Гоша в школе еще не учился. Но тогда, на этом фото мы все были счастливы – знамя развевается над Рейхстагом, мы живы, и главное – войне конец!
– А как она началась для вас?
– Меня как раз 22 июня от газеты послали написать репортаж о сдаче норм ГТО на машинно- тракторной станции. Туда работники приехали по своим разным делам, и кто ГТО еще не сдал – пошли сдавать, комсомол следил за этим. Комбайнеры и трактористы стометровку уже одолели, когда из конторского здания выскакивает сотрудник: «Ребята, все, война, война! Молотов говорит». Как война? Тут появился еще кто-то и информировал – все военнообязанные должны отправиться в сельсоветы и призывные пункты... Меня отправили защищать советское заполярье. Немцы тогда пытались захватить Мурманск в трехдневный срок. Наступали двумя горно- егерскими дивизиями против нашей 52-й. Но мы удержали город. Наша дивизия приказом верховного главнокомандующего товарища Сталина была преобразована в 10-ю гвардейскую стрелковую дивизию. Я горжусь, что участвовал в рождении советской гвардии!
– Вы прошли очень длинный военный путь, были, в том числе, в Польше, в Литве… Как вас там встречали?
– По-разному. На польское местное население тогда влияли две силы: лондонское польское правительство в изгнании, и первая польская Народная армия (армия Людова – прим. ред.). Народная армия готовилась на территории СССР. Но что касается местного населения - особого восторга оно не проявляло. Помню, 15-16 января 45-го шли по Варшаве… город полностью был разрушен. Но наше наступление имело поддержку не у всех. Поляки всегда имели исторически сложившееся неприятие русских. Они мечтали о Речи Посполитой от моря и до моря: от Балтийского до Чёрного. Отношения были сложные. Потом, уже за Варшавой мы жили в крестьянской семье. Старик со старухой в один голос рыдали: «Все немцы забрали – и дочку забрали». А немцы, оказывается, отступая, гнали и скот, и девушек впереди войск. И к тем, и к другим относились одинаково. «Спасибо, что прогнали немцев!», – благодарили нас эти крестьяне. А в целом, мы 600 тысяч жизней за освобождение их страны положили, но они этого не ценят, вон, смотрите, сколько вранья и грязи от польских политиков. Несправедливо это и обидно...
– А у нас в стране, вы считаете, отношение к ветеранам справедливое?
– После войны и службы на флоте я устроился на трикотажную фабрику, потом заведовал спортивно-техническим клубом. И везде отношение было уважительное, предоставляли дополнительный оплачиваемый отпуск, путевки санатории. Мы, ветераны, часто встречались, в школах выступал. Мы нужны были…
– А сейчас разве нет?
– Раз в год приглашали, зато теперь, после приема у Президента – отбоя нет. А сейчас до 9 мая я, наверное, снова отмечать юбилей Победы поеду в Германию, музей приглашает. Там искренне, с уважением встречают. Помню, в Германии как-то раз пошел в солдатской форме возлагать венок у памятника русскому солдату. Так толпа собралась, простые прохожие, мамочки с колясками. А когда повернулся, то они аплодировать начали, и я слышал, как одна женщина ребенку сказала: «Смотри, это настоящий русский солдат. Он спас нас от Гитлера...»
– В наших школах бываете?
– Бываю. Чаще в 395-й Красносельcкого района. Разговариваю, и не только о войне с учителями, ребятами. Знаете, не понимаю эту реформу образования. Одно сокращают, другое.. Как можно воспитать человека, не знающего географию, или историю, или литературу? Говорят – сократить часы на Некрасова, Салтыкова-Щедрина, скоро до Толстого доберутся. И при этом все время разговоры о патриотизме, о том, что именно сейчас надо срочно его воспитывать. А на чем воспитывать-то собираются, на пении гимна перед уроками химии? Эта идея… даже и не знаю, что сказать авторам.. Ребятам же для патриотизма не хоровое пение нужно, а знание своей истории, с ветеранами общение, примеры из семейной истории, у нас же почти каждой семьи военное горе коснулось. Я вот на встречах в школах вопрос задаю – почему наша страна победила? Одни говорят – массовый патриотизм, другие – передовая техника, талантливые военачальники. Все это так, но лично я убежден – победило социально ориентированное государство, в котором было бесплатное жилье, хорошее и доступное образование, медицина. Мы очень много потеряли из того, что завоевали с огромным трудом и большими жертвами, и наверное надо подумать почему у нас столько олигархов и несправедливости, почему все диктует этот озверелый капитализм, и безнаказанные воришки. Ведь страна все такая же богатая, просторная, красивая. Надо просто больше справедливости, меньше врать, работать усерднее и любить Родину. Есть же примеры! Я не о себе говорю, о своем поколении... Но мы-то уходим, а у вас-то какие победы будут?...
