Почти каждое лето вместе с семьей мы проводили в Израиле, в городе Ашдод, у родственников. На третий день отпуска, поздно вечером после очередных экскурсий и бесконечных прогулок по городу, мы сидели в просторной гостиной и отдыхали, обсуждая планы на завтрашний день. Стояла невероятная жара, поэтому окна в квартире были закрыты, а кондиционер работал, не выключаясь.
Вдруг мой брат Эрик вскочил с кресла, выкрикнул «Тихо!» и прыгнул к окну, открыв форточку.
—Сирена! Быстро в бомбоубежище!
Теперь и мы услышали. С каждой секундой раздражающий вой сирены становился все громче и громче. Мы подлетели со стульев и побежали за тётей Милой в небольшую комнату с белой, железной дверью, которая находилась в квартире.
— Война, — с тревогой в голосе вымолвила тётя.
— Что? Война? — переспросила я с ужасом.
Ответа не последовало — все родственники в маленькой, белой комнатке торопливо, как будто по заученному плану, закрывали окна специальными бетонными плитами.
— Все здесь? — осматривая комнату, деловито спросила тётя Мила. — Телефоны где? Чтобы если что, связаться можно было.
Все сидели на раздвинутом диване и слушали надвигающуюся сирену.
— Да не бойтесь вы так! — ободряюще проговорила тётя. — Мы такое каждый год переживаем.
— И не раз! — подтвердил мой брат.
— Тем более сейчас мы в безопасности. У этой комнаты стены толщенные. Окна вон как закрываются! В четыре раза! — убеждала нас Мила.
— А если не успеешь добежать до бомбоубежища? — спросила я
— Сирена воет только в том месте, где летит ракета, чтобы люди могли понимать, где она находится и сколько примерно есть секунд, чтобы успеть спрятаться. До нашего дома она долетает за сорок секунд. За это время можно успеть забежать в бомбоубежище.
Её прервал громкий свист, треск и тут же — оглушительный взрыв. Стены в комнате содрогнулись. Все примолкли. В тот момент мне показалось, что взорван весь дом кроме длинной колонны, состоящей из бомбоубежищ, где мы находились.
— Где-то рядом упала, — тихо сказала Мила.
— Да, похоже, упала. Или сбили прямо над домом, — спокойно ответил мой брат.
Несколько минут Эрик вслушивался в тишину и вскоре объявил:
— Всё, можно выходить.
Первый из комнаты вышел папа.
— Как будто ничего и не было, — осматриваясь по сторонам, удивился он.
Я осторожно выглянула из окна и увидела небольшие вмятины на стене. Это осколки от ракеты оставили свои отметины. Всматриваясь в безлюдную улицу, я разглядела что-то длинное, торчащее из асфальта на дороге.
— Ракета! Все-таки она упала! — прокричала я.
Буквально через минуту люди со всей улицы сбежались к месту происшествия. Полиция настойчиво разгоняла всех по квартирам на случай, если начнется повторная бомбежка. Странные люди, подумала я. И не страшно же им даже приближаться к этой длинной, черной ракете…
Службы обороны Израиля сработали быстро. За несколько минут полностью обезвредили ракету и куда-то увезли на специальной машине. Через полчаса на улице снова стало тихо и спокойно — как будто ничего и не произошло! Только несколько человек ходили возле вмятин на асфальте и фотографировали их с разных ракурсов.
На следующий день с самого утра наш дом стал главной достопримечательностью для всего Израиля. Множество репортеров окружили место, где побывала ракета, и угол нашего дома, фотографировали воронку и забор из высоких плит, ставший похожим на дуршлаг. Осколки от ракеты пронзили все, что было вокруг. Оказывается, у припаркованных машин были прострелены баки с бензином. Ночью, в темноте, этого никто не заметил, но наутро все машины были эвакуированы.
Местные полицейские звонили в каждую квартиру в доме и спрашивали, никто ли не пострадал, не лопнули ли стекла в окнах от волны во время взрыва — все поврежденные окна меняли за счет государства.
Жизнь снова пошла своим чередом. Вот только каждую ночь я ворочалась в постели, долго не могла уснуть. А если завоет сирена, и я не услышу, не успею проснуться? Я считала дни до нашего возвращения домой, в Питер, вспоминала, как четко и слаженно родственники ставили плиты на окна, как распознали звуки сирены, которые я ещё не заслышала… Они привыкли к войне, но неужели это возможно? Мы живем в мире, а кто-то засыпает, не зная, спокойной ли будет ночь — и завтрашний день…
После того лета мы больше не летали в Израиль. Зато пригласили к нам в Петербург родственников — они гостят у нас каждую зиму.