«Погода была ужасная…» - вспомнилась мне детская песенка, когда я посмотрела на затянувшееся тучами небо и, нажав на «видимку», вошла на территорию Пулковской обсерватории незамеченной. Нет, я не астроном, а лишь скромный секретарь в отделе Второго шанса Научно-исследовательского института времени и пространства, лелеющий скромную мечту, что когда-нибудь павильон, к которому я уже почти год продираюсь через непроходимые дебри, снова будет использоваться учеными обсерватории. Потому что прорываться каждый день через них с боем надоело.
Хотя мой знакомый из отдела Вредных сорняков каждое утро должен успеть сесть в один и тот же автобус, чтобы перенестись в НИИВИП. Пару раз он опоздал, и ему приходилось носиться по всему городу, пытаясь догнать автобус. И если вы когда-нибудь видели человека, пересаживающегося из такси в 188 автобус, то, скорее всего, это был он. И если сравнивать, то мой павильон с зарослями прекрасен тем, что хотя бы стоит на месте.
У каждого сотрудника НИИВИПа своя дверь, которая появляется сразу после подписания договора и выдачи ключа - это сделано с целью экономии времени, потому что народ у нас работает из самых разных стран, а порой и времен. По какому принципу дверь выбирает косяк, знает только директор института Геродот Стаханович Карийский.
Ключ в скважине. Дверь открывается… Да здравствует пятое измерение! Ладно, ладно, это всего лишь приемная, которая ничем не отличается от любой другой. Единственным, что в ней приковывает взгляд, являются два огромных кожаных кресла, которые занимают буквально половину отведенной под нее площади и славятся своим удобством. Они предназначены для наших гостей и участников эксперимента, например, одним из последних был Андрей Платонов, а на прошлой неделе на нас снизошла «нигилистка» Софья Ковалевская. Интересным является тот факт, что наши ребята из отдела Струн души изобрели аппарат, который, считав воспоминания человека, задает ему вопросы, ответы на которые и являются целью нашего эксперимента.
Моего шефа Велимира Сильфовича трудно застать на месте, поэтому и сегодня на столе я обнаружила записку: «Ушел в XX век, вернусь 23 декабря», с учетом того, что уже 25 число, он в очередной раз забыл указать год.
Не успеваю снять пальто, как в приемную залетает наш местный уникум с фразой:
- Ина, мы все умрем!
- И тебе доброго утра, Мар! Что сегодня может стать причиной массового умерщвления? - мой тяжелый взгляд, обращенный в сторону непутевого ученого, ничуть его не смутил. Реакция одного несчастного секретаря в лице меня любимой вполне понятна, потому что начинать каждый рабочий день с этой фразы становится невыносимым! Но так как у нас что ни день, то взрыв, по-другому не получается. Вот, например, в понедельник он зашел ко мне с этими словами, когда из лаборатории в неизвестном направлении сбежал наш говорящий жаб Амфибрахий, которого, к слову, до сих пор не поймали. А вчера Мар...
- Ина, Иночка, не злись! От счастья! Шефа нет? Нет! Знаешь, что это значит?!
- Что если не успокоишься, то нагоняй получишь от меня, а не от него? – и думаете, Мар внял? Да нет, конечно! Он оценивающе меня осмотрел и ухмыльнулся. Ну что ж...
- Если только ты внезапно вырастешь и ввысь, и вширь… Ай! Без рук! - потирая ушибленное плечо, эта жертва акселерации наконец-то перешла к сути визита. - Изобретние Рурнберштерна прошло все испытания, и сегодня…
- Что?! Когда «сегодня»?! Да ваша парочка в медпункте из-за переутомления бывает чаще, чем в столовой! Ещ-щ-е раз-з-з… Я услыш-ш-шу, что вы, два клубня доморощенных, сидите ночами напролет в лаборатории, буду выводить вас за ручку из НИИ! Ты меня понял?
- А? Ну да, понял, так вот… - горбатого могила исправит, а этой парочке фанатиков и она не поможет. Из рассказа последнего следовало, что его коллега по цеху доработал своего «Ловца снов». Эта штука может вытаскивать не человека из его времени, а его проекцию во время сна. И чтобы проводить испытания, им нужно остаться в институте на ночь, что категорически запрещено правилами. И раз шефа нет…
- Ина, ну, пожа-а-а-а-луйста-а-а-а, мы же не просто так, а на благо науки работаем!
- Мар, когда вернется Велимир Сильфович, поговорите с ним…
- Лениана Серговна, вы себе представить не можете, каких усилий нам это стоило! И я думаю, что вы сами захотите поучаствовать в эксперименте, когда узнаете, что мы уже поймали проекцию. Только вот он ни с кем разговаривать не хочет. Все смеется и называет нас чертями… А вчера он Лавра вообще белочкой назвал…
- Так! Ты Амфибрахия нашел?
- Ина, ну, он же не машина, которую угнали! Погуляет и вернется. Наверное…
Ага, зная скверный характер этой жабы, очень в последнем сомневаюсь. Думаю, он дождется, когда вернется шеф, и будет разыгрывать из себя жертву, чтобы ему в очередной раз увеличили аквариум, который и так размером с комнату.
- Вот найдешь, тогда и поговорим! А сейчас иди работать и загляни в столовую. На тебя смотреть страшно! Одна кожа да кости!
- Ина, ты подумаешь? - он серьезно посмотрел на меня и, дождавшись утвердительного кивка, исчез за дверью. А мне непреодолимо захотелось кинуть в него чем-нибудь тяжелым… Ведь так же все хорошо было!
Конечно же, я даже если не поучаствую, то прослежу за этими двумя! Потому что их авантюры обычно выходят боком не только мне, но и тем, кто находится в радиусе ста метров.
День прошел в ожидании вечера, и, когда раздался звонок, оповещающий о конце рабочего дня, я закрыла приемную и направилась в лабораторию, где и находились Мар с Лавром.
С первого взгляда, да и со второго тоже, может показаться, что она напоминает логово злодея. К счастью, это не так. Ее можно поделить на две половины, на одной из которых размещен аквариум Амфибрахия, оставшееся же пространство занято различными приборами, компьютерами, проводами, в углу имела место даже… Э? Барокамера? В ответ на мой вопросительный взгляд прозвучало:
- А это и есть «УЛС» - Универсальный Ловец Снов! - Лавр с гордостью подошел к сему сомнительному сооружению и погладил его по крышке, попутно объясняя, что от меня требуется. - Смотри, мы запустим его ровно в 00:00. Суть состоит в том, что мы настраиваемся на… Ну, можно сказать, на частоту души. Важно, что мы не вытаскиваем человека из его времени, как это делает Велимир Сильфович, а работаем с его подсознанием. Таким образом, мы не вмешиваемся в прошлое, но получаем нужные нам сведения!
- А как ты собираешься получить информацию, если, судя по твоему рассказу, у нас будет… Проекция, если я правильно поняла? К чему мы прикрепим датчики, если он бестелесный? - на моих последних словах губы Мара растянулись в довольной улыбке, что смотрелось довольно жутковато, и он сказал:
- А это, дорогая Ина, зависит уже от тебя! Твои способности, как эмпата, нам и нужны! Поэтому…
- И мне очень интересно, как об этом узнали вы, - глядя на мою недовольную мину, Лавр рассмеялся и ответил:
- Ина, а ты ещё не поняла? В нашем НИИВИПе нет обычных людей. Та же Дарья Александровна и вовсе не человек, а домовушка! Как, по твоему мнению, все это содержится в чистоте? - он окинул выразительным взглядом пол, на котором повсюду были провода и какие-то трубки. Ну да, что это я собственно…
- Ина, когда ты появилась здесь, Велимир Сильфович разве что праздник не устроил! Эмпаты в наше время такая редкость! Хотя другим претендентом на место секретаря была очаровательная девушка из Ливии, только вот был у нее, конечно, существенный недостаток, но… - Мар получил тычок под ребра от Лавра и замолчал, а Рунрбернштерн продолжил:
- … Тем не менее, тебе придется воспользоваться этими способностями. Потому что прикрепить датчики к астральной проекции, как ты успела заметить, мы не можем. По крайней мере, пока. А ты, как эмпат, сможешь его разговорить. И у тебя будет только одна попытка, потому что завтра мы уже с ним не свяжемся.
- Почему? - данный вопрос был ключевым, наверное, на протяжении всего рассказа, но все же…
- Ты помнишь, какая сегодня… Ах, точно. Ина, мы смогли связаться с Сергеем Александровичем Есениным, и если ты помнишь…
- Ну, конечно! Сегодня 26 декабря, а значит, завтра…
- Завтра нам будет просто не с кем говорить! Поэтому подготовься хотя бы морально.
Пока ученые-полночники настраивали свой «УЛС», меня одолевали сомнения по поводу всей этой авантюры. Было стойкое ощущение, что всё пойдет совсем не так, как задумывалось изначально.
Успеваю сбегать в приемную и оставить шефу в кабинете записку на случай, если он вернётся. Захожу в лабораторию, когда на часах 23:58. Мар нажимает какие-то кнопки, и в «УЛС» появляется сначала черный туман, который переходит в серый, и наконец я могу увидеть «белокурого Леля», который на картинке в учебнике выглядел определённо живее, чем сейчас. На нём был «простенький пиджак, серая рубашка с серым галстучком». Вдруг он открыл глаза и рывком… Взлетел что ли? По крайней мере, попытался. Видимо, «УЛС» каким-то образом… А, ну да, ловец же как никак. Мар и Лавр успевают раствориться в воздухе, пока я наблюдаю за «УЛС».
- Сергей Александрович! - мой голос эхом разнесся по лаборатории. - Сейчас я вас выпущу, и мы поговорим как люди!
Он лишь равнодушно дернул плечом и кивнул. Когда «барокамера» открылась, наш «подопытный» сел и с осторожностью огляделся, напряженно рассматривая что-то за моей спиной:
- Это Соловки?!
- Сергей Александрович, успокойтесь. Вы не на Соловках и даже не в застенках НКВД. Вам повезло. Я самый обычный секретарь. И сейчас мы с вами выпьем… Э… Просто поговорим, - было такое ощущение, будто бы он смотрит сквозь меня. И пока я говорила, он, если так можно сказать, светился серо-фиолетовым. Но внезапно гость поневоле посмотрел прямо в глаза: смеющиеся искорки, которые никак не вязались со всполохами в душе. Простояв так несколько минут, я первой прервала наш зрительный контакт и, активировав «эсесовца» (систему слежения), который запишет все, что будет происходить с этого момента, достала ключ, чтобы попасть в приемную, в которой, к сожалению, так и не появился шеф.
- Сергей Александрович… Не молчите, пожалуйста, говорите, спрашивайте… Я постараюсь на все ответить и объяснить. Вы здесь для простого разговора. Не более.
Полночный гость настороженно обернулся и произнёс:
- Как вас зовут и что от меня требуется? - глядя на те клубы страха, что он распускал вокруг себя, захотелось спрятаться, но усилием воли я осталась на месте и ответила:
- Меня зовут Ина, и все, что мне от вас требуется, — это обычный разговор о вас и вашей жизни. И если вы готовы, то нам стоит его начать…
- Инна или Ина? - казалось, что он пропустил мимо ушей все мною сказанное и единственным, что его заинтересовало, было моё имя.
- Лениана. Ина.
Внезапно гость очень громко засмеялся, и его страх таял вместе со смехом, отражавшимся от стен, уступая место другим эмоциям. Промелькнула мысль о том, как давно я не видела настоящих людей, внутреннее и внешнее содержание которых фактически идентично.
- Ина, а давайте поговорим! - он поменялся буквально по щелчку пальцев и, вальяжно развалившись на кресле, смотрел с хитрым прищуром на меня. - Вот скажите, вы любите поэзию? Можете что-нибудь прочитать?
Я думала об этом, но… Сейчас горло как будто сжало спазмом, поэтому лишь покачала головой и ответила:
- Очень люблю, Сергей Александрович. Но сейчас не могу читать. Голоса нет, - поэт внимательно на меня посмотрел и кивнул каким-то своим мыслям. Очень странно было видеть кумира детства рядом в кресле. Следить за очень живой мимикой и уж тем более «видеть», что он чувствует.
- Знаешь, Ина, что-то у меня сегодня тоже не получается читать. Да и о чем я тебе могу рассказать? Стихи могу, а вот лекции не умею. Ничего у меня сегодня не выходит, - он виновато улыбнулся и развеёл руками. В приемной тикали часы, напоминая звук, который обычно издает метроном.
- Так и расскажите мне про стихи. Это ведь ощутимая часть вашей натуры? - сказала я, глядя на желтые всполохи вокруг его лица. А поэт вдруг встал и грянул своим проникновенным голосом «Русь Советскую», время от времени теребя рукава пиджака пальцами. Я еще ни разу не слышала, чтобы стихи читали так! Тонко балансируя на грани между любовью к своей Родине и бессилием в отношении происходящих с ней перемен.
- Часть, Ина? Всего лишь? Я так плохо звучу? Или, может быть, мой голос недостаточно громок, чтобы такие, как вы, услышали его? Часть! Ина, стихия не зависит от нас! Это мы подчиняемся ей! Дождь не перестанет идти, оттого что ты забыла зонт! И в какой-то момент, когда до дома останется всего ничего, тебе может показаться, что дождь стал только сильнее. Это и есть поэзия. Стихия, которую никому не получалось обуздать!
Вот теперь его глаза загорелись, и в них появились те хитринки, которые кружились вокруг.
- А любовь, Сергей Александрович? Получается, тоже стихия? - поэт ласково посмотрел на меня и ответил:
- А любовь - это черт-те что! Материнская — несказанный свет. Любовь к России, к Родине и дому — это чувство теплоты и бесконечной радости внутри. Женская любовь, как черная кошка, существо своевольное и непокорное. Захочет и подойдет за лаской, а если отпихнешь ее, то перебежит дорогу, и ты не заметишь, как к ноге у тебя привязана банка на веревочке, в которой гремят всевозможные неудачи.
В этот момент за дверью громыхнуло, и в нее ввалились братцы-кролики с Амфибрахием наперевес. А весит наш жаб прилично. Килограммов десять наичистейшей вредности в нем определенно есть, остальное, как он утверждает, «одна шкурка, да пара косточек». Я хищно улыбнулась и, встав с кресла, медленно начала двигаться в сторону незадачливого беглеца, который понял, что ему несдобровать, но очередной план побега не удался.
- Спаси-и-и-и-и-те, помоги-и-и-и-те, убива-а-а-ают! Бе-е-е-едного, несча-а-а-астного Амфибра-а-а-а-ахия!
И маленький паршивец поскакал в сторону кресел, надеясь на защиту гостя, но не тут-то было. Пойманный за правую лапу жаб снова попытался завопить, но я прошептала ему на ухо волшебные слова:
- Еще раз сбежишь из аквариума, сдам в контактный зоопарк! Весь НИИВИП мне только спасибо скажет.
И жаб, гордо опустившись на задние лапы, проскакал к выходу, сказав напоследок:
- Чао-о-о-о, мада-а-а-ам узурпа-а-а-атор! Мое почте-е-е-ение, бестеле-е-е-есный господи-и-и-и-ин!
Только на последних словах жаба я вспомнила о госте, который, к слову, ничуть не удивился ни речевым навыкам Амфибрахия, ни размерам последнего. Более того, Сергей Александрович сидел в том же кресле и старался в голос не захохотать, став практически желто-зеленым, что не могло не радовать.
- Да смейтесь уж. Все в себе держать вредно.
И пока гость пытается отсмеяться, я восстанавливаю душевное равновесие, плюхнувшись в соседнее кресло, и интересуюсь:
- И даже не спросите, что произошло?
На что гость мне ответил:
- Да вы знаете, нет… Все и так предельно ясно. За вашим «нежным станом» определенно кроется узурпатор, который издевается над… Я правильно услышал, Амфибрахием? За что же вы жабу так обозвали?
- За все хорошее. И имя ему дала не я, а Кассандра Александровна, а ей всегда виднее, - ответила я со вздохом, вспоминая слова беловолосой предсказательницы о том, что судьбу за хвост не поймаешь. - Сергей Александрович, а что бы вы сказали себе юному, только приехавшему в Москву? Или что-нибудь изменили в прожитой жизни?
В ответ на этот вопрос он долго молчал и, подойдя к окну, вид из которого открывался на уже заметенную снегом дорожку из следов и заросли, не дававшие попасть мне каждое утро в НИИ, медленно и негромко сказал:
- Ни-че-го… Я бы ничего не изменил. Лишь глупцы хотят поменять свое прошлое, которое складывается из их действий и решений. Да-а-а… Но это же только одна из составляющих настоящего. Другая… Это окружающие тебя люди, к знакомству с которыми привели твои решения. То есть, если я поменяю свою судьбу, то затрону и их. А это, Ина, совсем нечестно. Меня устраивала жизнь, которой я жил. Только подумай, с какими людьми я был знаком, какие места посетил, а сколько раз я был очарован или же очаровывали меня!. Взять хотя бы зиму 1917-го, которая на моей памяти была одной из самых тёплых в жизни. Конечно же, не из-за погоды, но какой тёплой была компания, в которой я это беззаботное время провел!
Он улыбнулся своим, без сомнения, радостным воспоминаниям и хотел было взять меня за руку, но его ладонь прошла сквозь мою, что ничуть не смутило поэта:
- Не верьте никому, Ина. Только себе. Идите туда, куда тянет, гуляйте с тем, с кем хотите, ешьте и пейте то, что вам нравится! Никто! Слышите! Никто не напишет вашу историю за вас! Проживите свою жизнь так, чтобы при следующей встрече я позавидовал!
- Но, Сергей Александрович…
В комнату осторожно заглянул Мар и сказал:
- Ина, пора. Скоро рассвет.
Мы молча поднялись и прошли в лабораторию, где поэт картинно снял шляпу, которой у него не было, и разыграл поклон, скупо кивнув учёным и подмигнув жабу, прячущемся в аквариуме, залез в «УЛС» и… Растворился. Эксперимент прошёл успешно, я выключила «эсесовца». Учёные, глядя на меня, не радовались. В лаборатории вообще стояла оглушительная тишина, которую нарушал только метроном. Под его отсчёт я вернулась в приёмную и быстро написала заявление на отпуск, оставив его на столе. Покинув НИИВИП в седьмом часу утра, я спешила не домой, а на Московский вокзал.
27 декабря. Утро. Ваганьковское кладбище.
Стоя на могиле человека, с которым ты только вчера общалась, испытываешь двоякое ощущение.
- Здравствуйте, Сергей Александрович. Необязательно быть эмпатом, чтобы видеть человеческие души, не так ли? Вам ведь удавалось это и без врожденных способностей. Мы нужны, чтобы люди понимали друг друга. Эмпаты этакие ножницы, которые разрезают кокон из чувств и мыслей человека. Но поэт… Вы лечили человеческие души, были голосом народа. Самым громким из тех, что я слышала. И, знаете… Вы правы, Сергей Александрович, пора начать говорить громче. И когда-нибудь мой голос станет достаточно звонок, чтобы читать стихи.
Если бы Ина обернулась в этот момент, то увидела бы две знакомые фигуры, одна из которых, высокая и худощавая, протянула:
- Вот теперь эксперимент точно завершен успешно.
